Вельяминовы – Время Бури. Книга первая - Нелли Шульман

– Из Праги он утром уехал, когда войска Гитлера туда вошли…, – отдав деньги, Питер попросил завернуть и кекс, для чаепития:

– Мишель воевать отправится, а кузен Теодор, наверное, в Америку поедет. Его политика не интересует. Невеста у него, одной ногой в Голливуде. Она очень тетю Ривку напоминает, покойную…, – профессор Кардозо, и его семья, пока жили в Маньчжурии. Виллем приезжал в Рим, готовиться к получению сана, а граф Наримуне и его сын обосновались в Швеции:

– Он написал, что мать ребенка умерла, – объяснила мать, – они женаты не были. У японцев такое случается…, – Питер вышел из кондитерской с бумажным пакетом:

– Мама внуков ждет, но война на носу. Чемберлену не позволят очередную сделку с Гитлером, хватит Мюнхена. Как сейчас жениться? Хочется, чтобы все по любви случилось…, – сверившись с адресом, Питер, отчего-то, перекрестился:

– Генриху сообщили, что Пауль в безопасности…, – мать обо всем позаботилась. Питер вспомнил тяжелую, железную дверь подвальной комнате, в Хадамаре, серые, спокойные глаза Генриха, Пауля, сидевшего на сене, в телеге, старую, суконную курточку, пирамидку, что мальчик прижимал к груди. Он постучал в дверь медным, потускневшим молотком.

Ему открыл муж госпожи Майеровой. Питер заметил седину на темных висках:

– Год он в Дахау провел. Генрих мне говорил, перед отъездом, что его, скорее всего, в СС переведут, не дожидаясь двадцати пяти лет. СС будет строить лагеря, в Польше…, – Питер разозлился:

– Не будет. Начнется война, мы разобьем Гитлера, и прекратим безумие. Генрих не один в Германии. Здравомыслящих немцев много. Банду Максимилианов и Отто мы отправим на виселицу…, – он протянул руку:

– Здравствуйте, я мистер Питер Кроу. Моя мать вас навещала, сегодня…. – в переднюю вышла хорошенькая женщина, лет тридцати, в фартуке, запахло обедом. Мурлыкал кот, из гостиной доносились детские голоса. Мистер Майер пожал ему руку:

– Конечно, конечно. Леди Кроу говорила, рассказывала…, – миссис Майер, ахнув, уронила полотенце:

– Мистер Кроу, обед, обед…, – Питер замер.

Пауль вырос.

Он улыбался, прижавшись светловолосой головой к переднику матери. Кот выглянул в дверь. Девчонки лет пяти, робко смотрели на пакет в руках Питера.

Пауль обернулся к сестрам:

– Это…, Петер…, – оторвавшись от Клары, он взял Питера за руку:

– Пойдем…, Я тебе все покажу…, – Питер обнял ребенка, слыша, как бьется его сердце:

– Я дома…, – шепнул Пауль ему на ухо, – у меня есть мама, папа, Адель и Сабина…, И Томас…, – кот потерся о ногу Питера. Девчонки подергали его за полу пиджака: «А что вы принесли, дядя?»

– Питер…, – он раскрыл объятья, удерживая всех троих:

– Принес кое-что, к чаю…, – Питер поднял глаза. Он увидел, что Майеры держатся за руки. Клара отвернулась, быстро вытирая глаза передником:

– Мистер Кроу…, – всхлипнула женщина, – мы не знаем, как…., Вы, и рав Горовиц…, Благодаря вам…, – Питер покачал головой:

– Просто наш долг, миссис Майер. Где у вас можно вымыть руки? – Пауль гордо ответил: «Я… покажу…»

– Все вместе покажем! – потребовали девочки. Отдав Майерам сверток с подарками, Питер пошел, с детьми в крохотную ванную.

Мэйфер

Питер остановился у ограды парка на Ганновер-сквер, посмотрев на особняк его светлости. Вечер был ранним, фонари пока не зажигали. Матери и няни расходились по домам, провожая детей. Он думал, что увидит кузину Тони, но в парке ее не было. Питер заметил, что шторы в гостиной первого этажа дома Холландов задернуты.

Мать сказала, что дядя Джон, постепенно угасает. Мать, отвернувшись, нарочито долго разминала сигарету. Питер ничего не стал говорить:

– Не надо, – сказал себе мужчина, – маме тяжело. Они, должно быть, с дядей Джоном, встречались…, – Питер шел домой, среди вечерней толпы, думая, что мать овдовела в двадцать пять лет, когда он сам и не родился:

– Дядя Джон тогда был женат, и дядя Джованни тоже. Потом они вдовцами остались, Ворон с леди Джоанной пропали…, – выходя из метро, Питер купил The Times. Заседание парламента пока не началось. Он просмотрел газету, с папиросой и чашкой кофе, в кондитерской на Брук-стрит, за углом особняка дяди Джованни. Сюда они бегали детьми, с Маленьким Джоном, Стивеном Кроу и Лаурой. Питер бросил взгляд на сладости, в витрине:

– Сегодня в меня больше ничего не влезет…, – у Майеров он, отлично пообедал, вспоминая Чехию. Миссис Майер приготовила грибной суп, и говядину в сливках, с кнедликами. Они выпили чай, с кексом. Питер подмигнул Майерам:

– Отдохните, мы на карусели сходим…, – девочки и Пауль убежали одеваться:

– Он очень вырос, – ласково сказал Питер, – я его в первый раз увидел, когда ему восемь исполнилось. Он тогда пятилетним выглядел. А сейчас ему одиннадцать, он читать научился, писать…, – Людвиг сказал, что Пауля берут подручным, на верфи, по его просьбе:

– Мы сами с ним будем заниматься…, – взрослые сидели за кофе и сигаретами, – в обычную школу подобных детей не принимают…, – Клара, тихонько, вздохнула:

– Может быть, если я в театр вернусь, то и Пауля удастся рабочим устроить. Столяром, плотником…, – девочки шли в подготовительный класс школы, где, с понедельника, начинала преподавать Клара. Майеры говорили с Питером на английском языке, неуверенном, с акцентом. Людвиг улыбнулся:

– Мы старались, в Ньюкасле. Думаю, через несколько лет мы начнем свободно объясняться. Детям легче, конечно…, – в Хэмпстедском парке Питер купил ребятишкам мороженое. Они катались на качелях, девочки бегали наперегонки. Пауль сидел, прижавшись к боку Питера, держа мужчину за руку. Мальчик не расставался с детской книгой, в потрепанной обложке. Питер заглянул через плечо ребенку. Он вспомнил это издание.

Мать, ласково, говорила маленькому Питеру:

– Ты тоже кролик, мой хороший…, – Питер, маленьким мальчиком, засыпал и просыпался со сказками мисс Беатрис Поттер. Адель и Сабина вернулись на скамейку. Девочки попросили, в один голос:

– Дядя Питер, почитайте, пожалуйста. Мама нам читает, каждый день, но медленно…, – он вспоминал свой голос:

– Жили-были на свете четыре крольчонка, и звали их так: Флопси, Мопси, Ватный Хвост и Питер… Девчонки заявили, что их зовут Флопси и Мопси, Пауль стал Ватным Хвостом. Они отлично поиграли, в семью кроликов.

Питер поднялся по ступеням особняка, доставая ключи. Над головой золотилась эмблема «К и К», ворон, раскинувший крылья, обвитый надписью: «Клюге и Кроу. A. D. 1248».

Он снял кашемировое пальто, бросив его на китайский сундук, в передней. Питер вернулся из Берлина в марте, в зимней одежде. Пальто и шляпа ожидали его на складе тюрьмы Пентонвиль. Он обвел глазами мраморные полы в холле, текинские и бухарские ковры, привезенные дядей Петром Степановичем, из Афганистана, изящные шкафы красного дерева, с индийским серебром и китайской керамикой. Питер обещал Майерам сводить их в Британский музей, всей семьей, и показать галереи Кроу:

– В следующие выходные…, – Питер сделал себе пометку, на листке, где он записал адрес Майеров. Внизу мужчина добавил: «Завести блокнот, завтра!»

Питер, невольно, улыбнулся, ослабив галстук, спускаясь на подвальную кухню:

– Надо было маму попросить, взять блокнот в тюрьму. Ладно, в кабинете у меня тетрадей много…– на кухне ничего не изменилось. Питер помнил большой, дубовый стол, и медные сковородки, под потолком, с подростковых лет. Когда Питер рос, Юджиния держала няню.

Женщина, не только ухаживала за мальчиком, но и готовила. После отъезда сына в Итон, тогда еще миссис Кроу, не стала нанимать слуг:

– Семейная традиция, – усмехалась женщина, в разговорах с Питером, – я справляюсь. Бабушка Марта меня всему научила…, – Питер, в Берлине, готовил сам, не рискуя пускать в дом непроверенных людей, наверняка, работающих на СД. Для уборки приходила еврейская женщина. Питер держал ее визиты в тайне. Максимилиан фон Рабе, однажды, пытался навязать ему поденщицу, но Питер отказался:

– Я люблю работать руками. Ничего зазорного в этом нет. Я спускался в шахту, плавил сталь. Фюрер учит, – высокомерно добавил Питер, – что труд есть дело чести, дело доблести каждого немца…, – увидев усмешку в глазах Генриха, он ловко свел разговор на что-то другое. Макс ничего не заметил. Питер, потом, в сердцах, сказал другу:

– Я не виноват, что Сталин и Гитлер одинаково выражаются…, – цитата из Сталина пришла в голову Питеру совершенно неожиданно. Он обладал отличной памятью, и за годы работы привык держать в голове сведения, нужные в Лондоне.

Питер поднялся в кабинет, с чашкой кофе, устроившись у китайского, лакового комода. Он посмотрел на аккуратный почерк матери:

– Нью-Йорк, Вашингтон, Париж, Мон-Сен-Мартен, Иерусалим…, – Питер полюбовался картиной, присланной кузеном Мишелем: